Ученые Политеха рассказали о своем профессиональном становлении
В канун Дня российской науки и акции «Открытая лабораторная» («Лаба») партнер Самарского политеха, интернет-журнал «Другой город», опубликовал интервью с тремя учеными опорного университета. Разговор об их пути в науку получился живым и интересным:
Сергей Веревкин, Дмитрий Осипов и Роман Еремин – о том, важно ли учиться в престижной школе, как в университете попасть в лучшую научную группу, стоит ли уехать или остаться в Самаре и можно ли в России зарабатывать наукой не хуже чем за границей.
– Я заканчивал школу в Монголии. В классе было 13 человек, работали учителя из Москвы по контракту за хорошую зарплату. Место было достаточно почетное, поэтому брали самых лучших, и чего-то не знать было невозможно – сдирали по три шкуры.
Но шкура – это одно, а когда учитель увлечен и хочет, чтобы действительно было интересно, все и получается. Химии нас учила Ирэна Александровна, и с ней было комфортно – она могла и доступно рассказать, чтобы все было понятно, и потом вовремя «завинтить гайки» – дать дополнительную литературу по теме, что-то выходящее за рамки школьной программы.
В Монголии ничего нельзя было купить. Ирэна Александровна привозила в своих чемоданах соль, кислоты, минимум реактивов – на поезде, через Улан-Батор, от которого мы жили в 40 километрах. Она устраивала лабораторные работы из ничего, и мне особенно нравилось, что получается, когда на кусочек сахара наливаешь серную кислоту. Много пены, все кружится – чудесный опыт. Потом было много цветных реакций, с солями, опять же, из кармана. Мне позволялось что-то отсыпать в пакетик, чтобы дома экспериментировать – я, например, выпаривал сгущенку, заливал ее кислотой.
Учительница знала, что я тащил реактивы из шкафа, который не закрывался. И вместо того, чтобы дать по шапке, она подходила тихонько и говорила: знаешь, у меня этого не очень много, поэтому ты положи незаметно назад… А от родителей попадало за вонь и грязь в квартире.
Школу закончил в 1973 году, но химия была одним из приоритетов. Вообще я хотел быть геологом – это же романтика. Мама была против, и она сказала: давай расстелем карту Советского Союза, куда пальцем попадешь, туда и поедем. Не знаю, что она сделала, я ненадолго закрыл глаза и попал пальцем в Куйбышев. Мама громко радовалась: у нее, оказывается, там брат на заводе синтетического спирта работал. Сейчас я понимаю, что схема была нечистая, но тогда я приехал к дяде Володе, обошел с ним все производство, и мне понравилось – особенно краник, из которого лился спирт.
В приемной комиссии химико-технологического факультета меня заинтересовали полимеры, туда я и подал документы. Уже под самую сессию вдруг выяснилось, что моя группа называется «Технология основного органического и нефтехимического синтеза». Вот так и получилось, в конце первого курса я уже попал в студенческое научное общество, и там завертелось, закрутилось – уже без воровства реактивов.
В 1978 году закончил вуз, осенью 1980 году поступил в аспирантуру, защитился в Минске в 1984. Работал в Самарском политехе сначала младшим научным сотрудником, потом стал заведующим новой лабораторией химических средств защиты растений. У нас все получалось – мы защищали растения и аспирантов.
Совершенно случайно в 1988 году я получил приглашение на стажировку в Германию, в город Фрайбург, где я за 10 месяцев набрал материал почти на докторскую диссертацию, и вернулся в Самару, чтобы подготовиться к защите. Однако сразу после возвращения, профессор C. Rüchardt, мой завкафедрой из Фрайбурга, предложил мне подать заявку в Фонд Гумбольдта в Германию еще на год – и все опять получилось! А потом, каждый раз когда я собирался назад в Самару, появлялись интересные научные контракты. Так продолжалось до 1996-го, пока завкафедрой не ушел на пенсию.
Тут мне неожиданно позвонил профессор из Ростока, с которым я случайно познакомился на одной конференции, и пригласил на habilitation – проще говоря, вести научную и преподавательскую работу одновременно. В 2000 году я получил в Ростоке звание профессора и сегодня продолжаю в этой должности работать. Связь с Самарой не прервалась за все время моей работы в Германии. Почти каждый год ко мне на стажировку приезжали самарские аспиранты – кто на 6, кто на 10 месяцев. Даже за такое короткое время им удавалось проводить значительный объем экспериментальной работы. Все успешно защищались после возвращения в Самару.
В 2016 году Минобрнауки объявило конкурс на получение гранта. Из 542 заявок по всем направлениям науки отобрали всего 40, в том числе Самарского политеха. Вуз получил 90 миллионов на проведение исследований в течение трех лет, с возможным продлением на два года.
– Началось все, когда мне было лет пять или шесть. В детской энциклопедии я увидел иллюстрацию: ученый в своем рабочем кабинете, а рядом компьютер, приборы, графики, чучело рыбы фугу, фигурки динозавров… В общем, такие вещи, которые маленькому человеку кажутся захватывающими и непостижимыми. И я заявил родителям: хочу быть профессором.
Все это позабылось, пока в восьмом классе не началась химия. Мне повезло учиться в самарском Техническом лицее у Маргариты Савиной. Химия давалась легко, все было интересно и интуитивно понятно, хотя опытами до этого я особенно не увлекался. Потом перешел в другую школу, где дела с химией обстояли не очень хорошо – ЕГЭ по химии из всего выпуска сдавал я один. По химии набрал баллы на пятерку, для местных вузов их вполне хватало. Выяснилось, что в СГАУ с химией связано только материаловедение. В СамГТУ было две специализации – органическая и фармацевтическая химия. Остановился на первой, потому что она дает больше общих концепций, багаж фундаментальных знаний.
На втором курсе я попросился в лабораторию к Виталию Осянину – тогда он был доцентом, а сейчас профессор. Он сказал, что органическая химия – это на 10% работа с компьютером, а на 90% – попытки выделить чистое вещество из коричневых смолообразных субстанций, и в ней очень много ручной работы. Меня это не смутило, и к пятому курсу у меня было уже несколько статей, участие в конференциях, в Менделеевском конкурсе студентов-химиков в Архангельске. Сомнений в том, что я хочу заниматься именно наукой, больше не было.
Диссертацию я написал в срок, за три года (сейчас в очной аспирантуре срок – четыре года), хотя материала было накоплено много, и можно было защититься быстрее. Хотелось, чтобы статьи выходили в хороших, весомых иностранных журналах. Основное наше направление – разработка методов создания гетероциклов. Сейчас мы занимаемся разработкой методов синтеза кислородсодержащих гетероциклических соединений – бензопиранов и бензофуранов, которые обладают различными видами биологической активности, в частности противовирусной, антимикробной, гипогликемической, то есть могут использоваться для лечения диабета. Наши научные статьи цитируются учеными со всего мира – когда тебя признают профессионалы, это самое приятное. Большая обзорная статья в журнале «Успехи химии» до сих пор сохраняет первое место по цитируемости в этом журнале среди статей, опубликованных в 2017 году.
Кроме научной работы, я преподаю: веду курсы по органической химии, химии гетероциклических соединений и спецкурс «перспективные направления использования органических соединений». В нем рассказываю, что органическая химия лежит в основе не только таких привычных вещей, как пластики, полимеры, но и в основе ЖК- и OLED-технологий. На органических соединениях основаны молекулярные выпрямители, переключатели, моторы и прочие молекулярные устройства (нобелевская по химии за 2016 «за дизайн и синтез молекулярных машин»), которые в будущем могут стать основой высокопроизводительных молекулярных компьютеров. Студенты у нас мотивированные – сдавать ЕГЭ по химии случайный человек не пойдет.
Наши выпускники говорят, что работать после вуза им легче, чем делать дипломную работу. Сделать его кое-как или купить нельзя – надо много времени провести в лаборатории. Органическая химия предполагает большой объем лабораторных исследований, без них нельзя учиться, и дома сделать не получится. Зато потом с полученными компетенциями выпускник может и преподавать, и руководить лабораторией на производстве, и заниматься наукой.
Кто-то уезжает в Москву или за границу, но с сегодняшним бэкграундом мне и моим коллегам удается получать хорошие гранты – в основном от Российского фонда фундаментальных исследований и Российского научного фонда – так что в финансовом плане дела у нас, может быть, даже лучше, чем у постдоков за границей. Хотя правила игры в научном мире такие, что нужно ездить – это новый взгляд на химию, новые способы ее понять и применить, новые навыки в экспериментальной работе.
– Я учился в школе №74, в Куйбышевском районе. Обычной ее назвать не могу – некоторые предметы давались на очень высоком уровне. В 9 классе я и еще несколько одноклассников записались на подготовительные курсы, чтобы через год поступить в Самарский технический лицей. Но из-за результатов олимпиад по физике я перешел туда на полгода раньше. В лицее серьезно учили химии, физике, алгебре и геометрии, был курс по олимпиадному программированию.
Физикой я интересовался, потому что она объясняла законы природы, а их понимание помогает устанавливать связи, с которыми проще жить. Еще мне нравилось программирование и черчение, но в 2005 году, за год до окончания лицея, я занялся научной работой по квантовым эффектам с профессором кафедры общей и теоретической физики СамГУ Александром Крутовым. После лицея захотелось продолжить эту работу, поэтому я поступил на физический факультет госуниверситета.
Квантовая физика была тогда за гранью моего мировосприятия, но я уверен, что именно эта работа привела меня к исследованиям в области физической химии (или химической физики) в аспирантуре. Вообще все наши представления о мире искусственно делятся на области знания – миру-то, пожалуй, все равно, что о нем думает физик или химик. Он в этом смысле един. Мне казалось, что самое интенсивное развитие каждой области в науке происходит на границе с другими сферами. В физике я вижу связи и с химией, и с материаловедением.
Из первых опытов помню изучение дисперсии солнечного света (разложения на радужные цвета) с помощью блюдца с водой и зеркала. Мне кажется, я это в какой-то энциклопедии вычитал. А вообще весь практикум по механике полон ярких впечатлений. Вот представьте: есть формула из учебника, есть наклонный желоб и шарик. Шарик скатывается по желобу, а ты измеряешь время. И для любого наклона желоба, для любого шарика получается именно тот результат, что записан в учебнике.
Сейчас я занимаюсь компьютерным моделированием различных систем для современного материаловедения – проще говоря, пытаюсь упорядочить хаос. С профессиональной точки зрения меня больше всего интересуют системы, для которых «беспорядок» в структуре либо сильно влияет на физико-химические свойства, либо просто естественно возникает при их функционировании. Теоретические модели таких систем объясняют, почему так, а не иначе и что будет, если что-то изменится.